Вернулся к лагерю; спальный мешок Ивана был залит чаем. Конечно, не сон! Вот так история!…

Куда же делся Иван? Я начал искать бинокль. Бинокля тоже не оказалось. Некоторое время я сидел неподвижно, соображая, что делать.

— Ого-го! — донеслось издали.

Иван шагал к лагерю. Когда он подошел близко, я заметил, что он очень бледен и расстроен. В руках у него был бинокль.

— Дело дрянь, Владимир Лександрыч, — лошадь проспали…

Я молчал, испытующе вглядываясь в него. Он продолжал, заметно волнуясь:

— И спать-то я не спал, а вот когда лошадь ушла, не слыхал. Ходил искать; следы к перевалу идут. Домой, видать убежала…

— Разве ты не просыпался ночью? — удивленно спросил я.

— Просыпался, щепок в костер подкладывал. Лошадь тут была.

— И ночью все спокойно было?

— Спокойно. А что?

— Ничего… бредил ты ночью, — сказал я, исподтишка наблюдая за ним.

Он пожал плечами.

— Снилось что-то. А вот что, — не помню. Дрянь какая-то. Жарко было. Я к утру сверху мешка лег. Да и вы тоже на мешке спали.

Я закусил губы. Иван, должно быть, не помнил ночных видений.

— Что ж, — сказал я, вставая, — надо двигаться. Придется на себе груз тащить. Донесем?

— Два мешка да седло, да камни? Я один донесу…

— Иван, а почему ты весь в чаю? — не выдержал я. — Вон сколько на лице чаинок прилипло.

— Пил ночью, котелок опрокинулся… А вы ночью, видать, костер подправляли. Лицо у вас вроде в копоти.

Я вздрогнул, вспомнив, как он выстрелил в меня.

— Да, верно, руками перемазал. Пойду умоюсь…

Прохладная вода Кафандара полностью возвратила мне силы. Вспомнилась старая истина: «Хорошо то, что хорошо кончается». Надо скорее уходить отсюда, а впредь подобные места посещать большим отрядом.

Через несколько минут, нагруженные нашим несложным скарбом, мы шагали к перевалу. Пологий подъем одолели легко и в полдень уже стояли на седловине. Полоса примятого лука указывала чей-то след. Мы тщательно осмотрели его. Нашли отчетливые отпечатки подков. Лошадь была здесь ночью. Глубокие вмятины в рыхлой почве показывали, что испуганное животное мчалось галопом.

В тени скалы на снегу, рядом с отпечатками подков, мы нашли еще след, большой и глубокий.

— Барс, — сказал Иван, выпрямляясь. — Ух, и здоровый черт! От самого лагеря гнал. На спуске, верно, прикончил.

— Он еще с первой ночи за ней охотился, — заметил я. — А мы с тобой хороши, нечего сказать…

Иван уныло покачал головой.

Я окинул прощальным взглядом пустынную зеленую долину и без малейшего сожаления отвернулся к обрывистым скалам, по которым лежал обратный путь.

Мы начали быстро спускаться.

Миновав морену, на крутом повороте тропы я нос к носу столкнулся с Кириллом. В руках у него был ледоруб, на поясе нож и два револьвера. Следом за ним по тропе карабкались Шоды и Петр, вооруженные топорами и карабинами. Это шла помощь. Мрачная физиономия Кирилла расплылась в широчайшей улыбке, Петр разинул рот, а Шоды изумленно заморгал глазами.

— Куда это вы собрались? — спросил я, когда умолкли радостные возгласы и улеглось волнение, вызванное встречей.

— Как куда! — завопил Кирилл. — Мы думали, с вами что-нибудь случилось. Ваша лошадь, как сумасшедшая, прискакала под утро; у нее вся спина когтями исполосована. Шоды говорит — барс.

— Ну-ну, что с нами могло случиться! — сказал я, снимая шляпу и отирая потный лоб.

Кирилл отступил назад, устремив широко открытые глаза на мою голову.

Петр ахнул.

— Господи, твоя воля! — услышал я сзади голос Ивана. — Владимир Лександрыч, да вы совсем седой стали!…

Я невольно схватился руками за волосы; взглянул на Шоды. Он понимающе и сокрушенно качал головой.

Вот и все!

А «снеговые шайтаны», эти загадочные древние обезьяны? — спросите вы.

Ночлег у старого мазара, несмотря на все многозначительные намеки Шоды, не прибавил ничего нового к рассказам и легендам. На Кафандаре этих животных, видимо, нет и никогда не было. Зато ботаническая экспедиция, которая несколько лет спустя работала в этом районе, обнаружила там среди альпийских лугов целые заросли редких ядовитых эфироносных растений. Думаю, что их ядовитый аромат в условиях разреженного воздуха высокогорья возбуждающе подействовал на нас с Иваном. По-видимому, этим цветам и был обязан Кафандар своей дурной славой.

В Душанбе мне удалось узнать, что старый мазар, возле которого мы ночевали, был сооружен еще в начале прошлого века. Какой-то местный феодал, охотясь в верховьях Кафандара, испытал там вместе со всей своей свитой приступ безумия. Кажется, охотники ночью передрались и в драке проломили голову ученому мулле — одному из приближенных феодала. Охватившее их ночью безумие они приписали чирам «снеговых шайтанов». И они решили похоронить муллу в верховьях Кафандара, чтобы насолить «шайтанам», которым придется далеко обходить святую могилу.

Дикий бред Ивана, конечно, объясняется не только действием ядовитых цветов, но и выпитой для храбрости водкой. Напавшего на лошадь барса Иван принял за стаю «снеговых шайтанов», о которых все время думал.

Ну, а сами «снеговые шайтаны»? Существуют ли они?

Теперь я твердо убежден, что существуют. Во время второй мировой войны мне пришлось побывать в Иране. Там я прочитал в одной индийской газете о странной обезьяне, убитой в Гималаях во время постройки Бирманской дороги. Судя по описанию, эта обезьяна была хищником и во многом отличалась от современных обезьян. Труп животного заморозили и отправили в Англию на одном из транспортных судов. Шла война, и судно до английских берегов не доплыло. Где-то у берегов Мадагаскара транспорт был торпедирован фашистской подводной лодкой. Единственное доказательство существования древних обезьян в горах Центральной Азии погрузилось в глубины Индийского океана вместе с останками разбитого корабля.

Наука требует доказательств. Поэтому загадочные обезьяны-хищники вместе с современными африканскими динозаврами и сегодня еще остаются нераскрытой страницей в книге природы. А раскрыть эту страницу было бы очень интересно. Новое звено вплелось бы в далеко еще не полную цепь наших обезьяноподобных предков, подтвердилась бы еще одна легенда гор, и я, наконец, узнал бы, отчего пали наши лошади на Бель-Даре.

ТАЙНА ГРЕМЯЩЕЙ РАСЩЕЛИНЫ

Телефон звонил тихо, но настойчиво.

Тумов отложил длинную нефритовую ручку с золотым пером — подарок монгольских друзей, хмуро покосился на поблескивающий никелем аппарат: «Может, замолчит?»

Телефон продолжал звонить.

Тумов с сожалением пробежал глазами последнюю фразу рукописи: «Можно утверждать, что источником нейтронного излучения Земли являются не ее недра, а атмосфера, где свободные нейтроны возникают под воздействием космических лучей. Следовательно…»

Телефон не унимался.

Тумов поморщился, сердито забарабанил пальцем по столу. Даже в воскресенье не хотят оставить в покое. Не мудрено, что работа над докторской диссертацией подвигается так медленно.

Резко отодвинул исписанные листки:

— Да… Игорь Николаевич Тумов у телефона… Откуда?… Из Министерства иностранных дел?… Гм…

Он откинулся в кресле, пригладил рыжеватые седеющие волосы.

— Да-да, слушаю; только, признаться, не могу понять, при чем тут я…

Голос в телефонной трубке журчал монотонно, но внятно:

— Юго-Западная Монголия… Заалтайская Гоби… Хребет Адж-Богдо… сорок пять градусов северной широты… девяносто пять градусов восточной долготы…

Тумов прижал трубку плечом, взял из пепельницы недокуренную сигару, щелкнул зажигалкой, затянулся. Сквозь клубы голубоватого дыма глянул в открытое настежь окно.

Дождь прекратился. Тучи сваливались на северо-восток, за Москву. Над мокрыми крышами в лучах низкого уже солнца поблескивали окна высотных зданий.